На наши головы выпало жить в наиболее трудную и опасную эпоху – эпоху формирования основ клана. Это не может и не должно колебать наше разумение, нашу волю и наше служение клану. Наша борьба за свободную и достойную жизнь на просторах БК - продолжается. И ныне нам более чем когда-нибудь подобает верить в клан, видеть нашу духовную силу и своеобразие, и создавать для него, от его лица и для его будущих обитателей ценности и идеалы

Эти ценности и идеалы нам не у кого и не для чего заимствовать: они могут быть только созданы нами. Они должны выражать наше своеобразие и в то же время согласовываться с идеей, заложенной ещё с самого начала нашего пути. Эта идея формулирует то, что нам присуще от природы, что составляет нашу силу и в чём мы уникальны среди всех других кланов. И в то же время эта идея указывает нам нашу задачу и наш духовный путь;

Это то, что мы должны беречь и растить в себе, воспитывать в наших новобранцах, и довести до настоящей чистоты - во всем, в нашей культуре, в нашем быту и в нашем уставе. Наша идея есть нечто живое, простое и творческое. Клан жил ею во все свои вдохновенные часы, во все свои благие дни, во всех своих великих людях. Об этой идее мы можем сказать: так было, и когда так бывало, то осуществлялось прекрасное; и так будет, и чем полнее и сильнее это будет осуществляться, тем будет лучше...

Наша идея есть идея сердца. Идея открытого сердца.
Сердца, созерцающего свободно и предметно; и передающего свое видение воле для действия, и мысли для осознания и слова. Вот главная сила нашей самобытности. Вот путь нашего возрождения и обновления. Вот то, что другие люди смутно чувствуют в нас, и когда верно узнают это, то присоединяются к нам. А пока не умеют или не хотят узнать, отвертываются, судят нас с свысока и говорят слова неправды, зависти и вражды.

1. - Итак, наша идея есть идея сердца. Она утверждает, что главное в жизни есть любовь и что, именно, любовью строится совместная жизнь, потому что из любви рождается вера и вся сила духа. Эту идею основатели клана восприняли от христианства: она отозвалась сердцем на главную заповедь Божию, что "Бог есть Любовь". Причём именно из православного христианства не столько от Павла, сколько от Иоанна, Иакова и Петра которые видели Бога не воображением, которому нужны страхи и чудеса для того, чтобы испугаться и преклониться перед "силою" (первобытные религии); - не жадностью и властью, которые в лучшем случае принимают моральное правило, повинуется закону и сами требует повиновения от других, - не мыслью, которая ищет понимания и толкования и затем склонна отвергать то, что ей кажется непонятным. Православие воспринимает Бога любовью, воссылает ему молитву любви и обращается с любовью к миру и к людям. Не случайно наш клан называется Ортодокс, что можно перевести как православие.

Но мы не проповедуем христианство, мы боремся за идеи, помогающие людям прожить достойную жизнь, не поддаться соблазну, не свернуть со своего пути и не сломаться в трудную минуту.

И все это не идеализация и не миф, а живая сила. Доброта, ласка, гостеприимство и свободолюбие – реальность жизни очень многих идей. Духом сердечного и совестного проникновения проникнуты многие рассказы и наставительные сочинения наших соратников. Все события, приведшие к появлению этого клана, свидетельствует о постепенном проникновении всех этим духом, духом братского сочувствия и индивидуализирующей справедливости.

Итак, любовь есть основная сила нашего клана. Без любви человек в нашем клане есть неудавшееся существо. Цивилизующие суррогаты любви (долг, дисциплина, формальная лояльность, гипноз внешней законопослушности) - сами по себе ему мало свойственны. Без любви - он или лениво прозябает, или склоняется ко вседозволенности. Ни во что не веруя, человек становится пустым существом, без идеала и без цели. Его ум и воля приводятся в духовно-творческое движение именно любовью и верой.

2. - И при всем том, первое проявление нашей любви и веры есть живое сочувствие посторонним людям. Сочувствию нас учила прежде всего наша реальная жизнь на осколках великого и прекрасного государства. Отсюда наша мечтательность, наша созерцающая "лень" (Пушкин), за которой скрывается сила творческого воображения. Нашему взору давалась красота, пленявшая сердце, и эта красота вселялась в наши сердца. От этого души становились нежнее, утонченнее и глубже; созерцание вносилось и во внутреннюю культуру - в веру, в искусство и в наши суждения о мире. Человеку присуща потребность увидеть любимое вживе и въяве, и потом выразить увиденное - поступком, песней, рисунком или словом. Вот почему в основе всей культуры лежит живая очевидность сердца.

3. - Но сердце дышит свободно. Оно требуют свободы, и творчество их без нее угасает. Сердцу нельзя приказать любить, его можно только зажечь любовью. Созерцанию нельзя предписать, что ему надо видеть и что оно должно творить. Дух человека заключён в его самобытности и самодеятельности: он любит и творит сам, согласно своим внутренним необходимостям. Этому будет соответствовать и наш устав: не формальный, не морализующий, но освобождающий человека к живой любви и к живому совестному созерцанию. Этой идее должен соответствовать и принцип терпимости ко всякому иному отношению к жизни.

Нам свобода присуща как бы от природы. Она выражается в той органической естественности и простоте, в той импровизаторской легкости и непринужденности, с которой мы решаем свои повседневные проблемы. Эта внутренняя свобода чувствуется у нас в каждой теме нашего форума. Наш клан жил и рос в пространственных просторах и сам тяготел к просторной нестесненности, нам так и не удалось собраться всем в одном городе. Природная темпераментность души влекла нас к прямодушию и открытости, превращала нашу страстность в искренность и приводила эту искренность к самопожертвованию, благородным поступкам и прощению врагов. Ведь месть никому не приносит ни радости ни счастья

Если мы, учитывая это органическое свободолюбие таких как мы, окинем мысленным взором историю клана со всеми ее бесконечными конфликтами, которые не приводили к физическим стычкам и длительными периодами безвластия, то мы должны будем не возмутиться частыми и жестокими бунтами, а преклониться перед той силою инстинкта верных нам соклановцев, духовной лояльности и терпения, которую они проявляли в моменты, когда любой другой давно бы уже сорвался.

Итак, наша идея есть идея свободного и сочувствующего сердца. Однако, это сочувствие призвано быть не только свободным, но и сосредоточённым на чём-то конкретном. Свобода, принципиально говоря, дается человеку не для саморазнуздания, а для органически-творческого само-оформления, не для беспредметного блуждания и произволения, а для самостоятельного нахождения предмета и пребывания в нем. Только так возникает и зреет сила духа. Именно в этом она и состоит.

Клан всегда строился духом свободы и предметности, и всегда шатался и распадался, как только этот дух ослабевал, - как только свобода извращалась в произвол и посягание, в самодурство и насилие, как только сердце прилеплялось к беспредметным или противопредметным содержаниям...

Такова эта идея: свободно и предметно сочувствующая любовь и определяющаяся этим жизнь. Там, где наши соклановцы жили и творили следуя этой идеи, - они духовно осуществляли наше своеобразие и производили свои лучшие дела. Сама жизнь сделала нас именно такими. В том, что мы рождены такими, нет нашей заслуги, но этим определяется наша драгоценная самобытность. Этим определяется и наша задача: быть таким со всей возможной полнотой и творческой силой, блюсти свою духовную природу, не соблазняться чужими укладами, не искажать своего духовного лица искусственно пересаживаемыми чертами и творить свою жизнь именно этим духовным принципом.

Исходя из нашего уклада души, нам следует помнить одно и заботиться об одном: как бы нам наполнить данное нам свободное и любовное мышление настоящим предметным содержанием; как бы нам верно воспринять и выразить свой дух. Мы призваны не заимствовать у других кланов, а творить свое и по-своему; но так, чтобы это наше и по-нашему созданное было на самом деле верно и прекрасно. Итак, мы не призваны заимствовать что либо у других кланов или подражать им. Мы призваны творить свое и по-своему: наше, по-нашенски

У других кланов был с самого их начала был другой характер и другой творческий уклад: свой особый - у светлых, свой особый - у тёмных, особливый у нейтралов.. У них другие ценности, другая "кровь в жилах", другая природа, другая история. У них свои достоинства и свои недостатки. Кто из нас захочет заимствовать их недостатки? - Никто. А достоинства нам даны и заданы наши собственные. И когда мы сумеем преодолеть свои собственные недостатки, - совестью, трудом и воспитанием, - тогда наши достоинства расцветут так, что о чужих никто из нас не захочет и помышлять.

Так, например, все попытки заимствовать у идеи светлых - были бы для нас безнадежны. Их культура выросла из преобладания воли над сердцем, анализа над чутьём, рассудка во всей его практической трезвости над совестью, власти и принуждения над свободою. Как же мы могли бы заимствовать у них эти идеи, если у нас соотношение этих сил является обратным? Ведь нам пришлось бы погасить в себе силы сердца, совести и свободы, или, во всяком случае, отказаться от их преобладания. И неужели есть наивные люди, воображающие, что мы могли бы достигнуть этого, заглушив в себе свой дух, искоренив в себе воздействие нашей природы и истории, подавив в себе наше органическое свободолюбие, извергнув из себя естественную праведность души и непосредственную искренность духа? И для чего? Для того, чтобы искусственно привить себе чуждый нам дух, пропитывающий любой светлый клан, и далее - дух умственного и волевого преобладания и, наконец, дух мировой власти, столь характерный для них?.. А в сущности говоря, для того, чтобы отказаться от собственной, данной нам силы духа, воли и ума. Нам не предстоит в будущем пребывать исключительно в жизни сердца, сочуствия и свободы, и обходиться без воли, без мысли, без жизненной формы, без дисциплины и без организации. Напротив, нам предстоит вырастить из свободного сердечного созерцания - свои, особые, новые, стандарты воли, мысли и организации. Ортодокс не есть пустое вместилище, в которое можно механически, по произволу, вложить все, что угодно, не считаясь с законами его духовного организма. Ортодокс есть живая духовная система, со своими целями и ценностями.

Идея открытой любви, свободы и предметности - сама по себе не осуждает другие кланы. Она только не предпочитает их и не вменяет их себе в закон. Каждый клан творит то, что он может, исходя из того, что ему дано. Но плох тот клан, который не видит того, что дано именно ему, и потому ходит побираться под чужими окнами. Ортодокс имеет свои духовные силы и создан творить свою особую духовную культуру: - культуру сердца, созерцания, свободы и предметности. Нет единого общеобязательного "кодекса чести", перед которым все остальные - "темнота" или "варварство". Свет нам не указ и не тюрьма. Их жизнь не есть идеал совершенства. Строение их духовного акта (или вернее - его духовных актов) может быть и соответствует его способностям и его потребностям, но нашим силам, нашим целям, нашему призванию и душевному укладу оно не соответствует и не удовлетворяет. И нам незачем гнаться за склонностью и делать себе из них образец. У света свои заблуждения, недуги, слабости и опасности. У нас свои пути и свои задачи. И в этом - смысл нашей идеи.

Однако, это не гордость и не самопревознесение. Желая идти своими путями, мы отнюдь не утверждаем, будто мы ушли на этих путях очень далеко или будто мы всех опередили. Подобно этому мы совсем не утверждаем, будто все, что у нас происходит и создается, - совершенно, будто наш характер не имеет своих недостатков, будто мы свободны от заблуждений, опасностей, недугов и соблазнов. В действительности мы утверждаем иное: хороши мы в данный момент нашей жизни, мы призваны и обязаны идти своим путем, - очищать свое сердце, укреплять свой дух, осуществлять свою свободу и воспитывать себя к целенаправленности. Как бы ни были велики наши несчастия и крушения, мы призваны самостоятельно быть, а не ползать перед другими; творить, а не заимствовать; искать ответ в себе, а не подражать соседям; искать своего видения, а не ходить в кусочки, собирая на мнимую бедность. Мы свету не ученики и не учителя. Мы ученики своему духу и учителя себе самим. Перед нами задача: творить свою самобытную идею - из своего сердца, своим видением, в своей свободе. И в этом - смысл нашей идеи.

Эту общую задачу мы должны верно понять, не искажая ее и не преувеличивая. Мы должны заботиться не об нашей оригинальности, а о целенаправленности нашей деятельности; оригинальность же "приложится сама, расцветая нецеленаправленно и непосредственно. Дело совсем не в том, чтобы быть ни на кого не похожим; требование "будь как никто" неверно, нелепо и не осуществимо. Чтобы расти и цвести, не надо коситься на других, стараясь ни в чем не подражать им и ничему не учиться у них. Нам надо не отталкиваться от других кланов, а уходить в собственную глубину и исходить из нее: надо не оригинальничать, а добиваться правды; надо не предаваться мании величия, а искать своей душой целенаправленного служения. И в этом смысл нашей идеи.

Вот почему так важно представить себе наше призвание со всей возможной живостью и конкретностью. Если наша духовная культура исходит из сердца, созерцания, свободы и совести, то это отнюдь не означает, что она "отрицает" волю, мысль, форму и организацию. Наша самобытность совсем не в том, чтобы пребывать в безволии и безмыслии, наслаждаться бесформенностью и прозябать в хаосе; но в том, чтобы выращивать вторичные силы (волю, мысль, форму и организацию) из ее первичных сил (из сердца, из созерцания, из свободы и совести). Самобытность нашей души и выражается именно в этом распределении ее сил на первичные и вторичные: первичные силы определяют и ведут, а вторичные вырастают из них и приемлют от них свой закон. Так уже было. И это было верно и прекрасно. Так должно быть и впредь, но еще лучше, полнее и совершеннее.

1. - Согласно этому наши действия должны по-прежнему утверждаться на сердечном сочувствии и свободе, и всегда блюсти свой совестный закон. Наши воины должны чтить и охранять свободу выбора - и свою, и чужую. Они должны создать на основе сердечного проникновения свое особое мнение, свободное от рассудочного и формального устава Лиги честной игры; оно не должно перенимать моральный педантизм у света, оно должно исходить из их собственной совести, и на этих основах оно должно выработать дисциплину воли и организации.

2. – Наше творчество - призвано блюсти и развивать тот дух любви, сочувствия, целеустремлённости и свободы, которым оно руководилось доселе. Мы отнюдь не должны смущаться тем, что остальные совсем не знают наши таланты. Не дело наших художников (всех искусств и всех направлений) заботиться об успехе на конкурсах - и приспособляться к их вкусам и потребностям;
- им не подобает "учиться" у светлых тёмных и нейтралов - ни их упадочному модернизму, ни их эстетической бескрылости, ни их художественной беспредметности и снобизму. У наших художников свои заветы и традиции, свой духовный творческий акт: нет искусства без горящего сердца; нет искусства без сердечного сочувствия; нет его без свободного вдохновения; нет, и не будет его без ответственного, предметного и совестного служения. А если будет это все, то и впредь в нашем клане будет художественное искусство, со своим живым и глубоким содержанием, формою и ритмом.

3. – нам нужно создать устав, избежав влияния света: от формализма, от самодовлеющей юридической догматики, от правовой беспринципности. Ортодоксу необходим новый устав, живой по своей сути, христиански-православный по своему духу и творчески-содержательный по своей цели. Для того, чтобы его создать, наши сердца должны увидеть духовную свободу, как цель устава клана, и убедиться в том, что в человеке надо воспитать свободную личность с достойным характером и целенаправленной волей. Ортодоксу необходимо новое устройство, в котором свобода раскрыла бы ожесточенные и утомленные сердца, чтобы сердца по- новому прилепились бы к клану и по-новому обратились к руководителям с уважением и доверием. Это открыло бы нам путь к исканию и нахождению новой справедливости и настоящего братства. Но все это может осуществиться только через сердечное и совестное проникновение, через личную свободу

Куда бы мы ни взглянули, к какой бы стороне жизни мы ни обратились, - к воспитанию новобранцев, к боевому или творческому отделу, - мы видим всюду одно и то же: Ортодокс может быть обновлен и будет обновлен в своем внутреннем строении именно этим духом - духом сердечного проникновения, целенаправленности свободы. Что такое воспитание без сердца и без интуитивного восприятия личности новобранца? Как возможна в нашем клане система, не воспитывающая новобранцев к целенаправленности и свободе? Возможен ли наш клан без любви и сочувствия и взаимопомощи? У нас никогда не забудет суворовской традиции, утверждавшей, что воин есть личность, живой очаг веры и патриотизма, духовной свободы и бессмертия...

Таков основной смысл формулированной мною идеи нашего клана. Она не выдумана мною. Ее возраст гораздо старше этого клана. А если мы обратимся к ее религиозному источнику, то мы увидим, что она появилась за долго до христианства. Наш клан воспринял свое назначение с первых своих дней: осуществить свою духовную волю, проникнутую духом любви и сострадания, свободы и целеустремлённости. Этой идее будет и верен грядущий клан под названием Ортодокс!